Изобретатель книгопечатания- Иоганн Гутенберг.

24 июня- 620 лет со дня рождения немецкого изобретателя книгопечатания Иоганна Гутенберга.

    Веками знания, заключённые в книгах, были достоянием немногих, в основном, монахов и священников. Каждая книга была уникальной, но для большинства людей средневековья эта проблема не стояла — они были неграмотны. В средние века книги переписывали от руки, обычно в монастырях. Часто монахи тратили годы на одну книгу. В 1450 году одно изобретение изменило мир.

XX век ушёл, уводя с собой целое тысячелетие. Оно подарило человечеству массу открытий. Но среди них было одно, которое потомки назвали самым важным. Речь не о пенициллине или электричестве, не об атомной энергии или компьютере.
Человеком ушедшего тысячелетия ЮНЕСКО объявило Иоганна Гутенберга, изобретателя европейского книгопечатания. Скромный немецкий труженик, не оставивший свое имя ни на одной созданной им книге, перевернул всю европейскую культуру и подарил ей возможность небывалого взлета…
Все написанное об Иоганне Гутенберге едва ли дает представление о нем как о человеке — Человеке Возрождения, гении со смятенной душой, окрыленном идеей победы слова над временем.
Идея книгопечатания в XV в. «носилась» в воздухе. Многие пытались осуществить ее. Многие размышляли, создавали, и им что-то удавалось, но лишь одному удалось все сделать. Это был Иоганн Гутенберг. Родился он между 1394 и 1399 гг. Учёные условно считают годом его рождения 1400.
И так…Начало XV века. Средневековая Германия. Город Майнц. Кто знает, состоялся бы Гутенберг как человек своего тысячелетия, если бы не Майнц — город непревзойденных ювелиров, литейщиков и граверов. Это была первая — и самая главная — школа Гутенберга: в этом городе мастеров идеи буквально носились в воздухе, а руки соперничали с разумом. Юный Иоганн быстро освоил ювелирное и граверное искусство, литейное дело. В частности, овладел он и техникой резьбы печатей и штемпелей для чеканки монет.Но было в его жизни и другое. Обстоятельства часто вынуждали Гутенберга вести практически кочевую жизнь, полную лишений. Первый раз он стал изгнанником в 20 лет: майнцские ремесленники вытеснили из города местных «патрициев», и Гутенберг (чья семья принадлежала к знатному роду) был вынужден поселиться в Страсбурге. Жизнь в родительском доме, полная достатка и даже роскоши, закончилась навсегда. Пришла бедность — верная спутница и нечаянная вдохновительница многих великих открытий. Она не отпускала Гутенберга почти до конца жизни. И именно она побудила его заняться в Страсбурге предпринимательством.
Гутенберг начал с производства зеркал. Но в его «зазеркалье» тем временем уже зрело главное дело жизни. Мы не знаем, что именно натолкнуло Гутенберга на открытие. Но знаем, что он вынашивал его десять лет, бережно храня свою тайну от посторонних глаз… Во Франкфурте-на-Майне есть памятник Иоганну Гутенбергу: великий книжник стоит в полный рост, а в левой руке держит маленькую литеру. Этот столбик с вырезанным на нем изображением буквы стал символом новой эры в истории человечества. Человечество снова переживало детство — складывая слова из «кассы» букв и слогов. Но это было особое детство — детство Возрождения…
Конечно, попытки множить книгу печатным способом были и до Гутенберга. Например, с помощью ксилографии — печатания с цельногравированных деревянных досок. Но этот способ был чрезвычайно неудобен и сопровождался невероятным количеством ошибок. Гутенберг догадался разрезать эту деревянную доску на отдельные буквы — и получил типографский набор. Деревянные литеры были подвижны и легко заменяемы. Правда, они очень быстро изнашивались. Но Гутенберг выходит из положения, изобретая специальный металлический сплав (гарт) и форму для отливки литер. Наконец, он создает первый печатный станок, приспосабливая для типографских нужд ручной винтовой пресс. Это был «человек-оркестр» — целый творческий коллектив в одном лице. На вопрос — что же изобрел Иоганн Гутенберг? — правильнее всего будет ответить: он разработал типографский процесс в целом и создал европейский способ книгопечатания.
Вряд ли Гутенберг до конца осознал, что он сделал. Рукописные фолианты, целые гильдии переписчиков — с изобретением Гутенберга все это вдруг стало стремительно становиться историей. Сегодня мы с изумлением узнаем, что в средневековой Италии за экземпляр книги Тита Ливия можно было купить роскошную виллу, а книги в библиотеках во избежание кражи приковывали к стенам цепями! Гутенберг разорвал эти цепи, дав книге свободный полет. Еще недавно считавшаяся роскошью и достоянием избранных, книга могла теперь попасть в руки простого человека. Гуманистические идеи получили долгожданную свободу выражения. Европа по-новому обретала античность и стряхивала с себя пыль средневековой схоластики. Она возрождалась — для новых знаний и нового творчества…

Однако идеи Гутенберга воплощались в жизнь мучительно. Ему фатально не везло. Нехватка денег на эксперименты, вечные долги, затем — череда судебных процессов. И снова нищета. Боясь преследования кредиторов, Гутенберг скрывался и не ставил своего имени на печатаемых книгах. Именно поэтому учеными долгое время обсуждался так называемый «гутенберговский вопрос» — вопрос о приоритете изобретения книгопечатания. Голландцы настойчиво оставляли его за своим соотечественником Лауренсом Костером. Бельгийцы до сих пор считают первым типографом человека по имени Жан Брито. А в маленьком итальянском городке Фельтре стоит памятник поэту и доктору права Памфилио Кастальди. На его постаменте надпись: «Изобретатель книгопечатания».
Здесь, пожалуй, уместнее всего процитировать Гете, сказавшего несколько веков спустя: «Что носится в воздухе и чего требует время, то может возникнуть одновременно в ста головах без всякого заимствования». Действительно, еще при жизни Гутенберга книгопечатание стало распространяться по Европе с поразительной быстротой. За 40 лет в 260 городах возникло более тысячи типографий: Германия (1450 г.) — Италия (1465) — Швейцария (1468) — Франция (1470) — Бельгия и Венгрия (1473) — как по бикфордову шнуру, огонь, зажженный Гутенбергом, бежал по всем европейским странам. Эти типографии выпустили в свет около 40 тысяч книг общим тиражом в 10–12 миллионов экземпляров!
Любопытно, что во Франции появление первой печатной Библии вызвало судебные процессы о колдовстве: церковники не верили, что человек мог без участия дьявола извлечь из одной рукописи так много экземпляров. По злой иронии судьбы, Библию в Париж привез Иоганн Фуст — тот самый Фуст, который был компаньоном Гутенберга, разорил его и отсудил у него типографию. Обвиненный в колдовстве, Фуст попал в парижскую тюрьму, где вскоре умер от чумы. Однако почти 200 лет изобретение Гутенберга приписывалось именно Фусту. И лишь благодаря одному из самых талантливых учеников Гутенберга — Петеру Шефферу — удалось узнать правду. На одной из книг, напечатанных им вместе с Фустом, он сделал надпись: «В 1450 году в Майнце изобретено талантливым Гутенбергом удивительное типографское искусство, которое впоследствии было улучшено и распространено в потомстве трудами Фуста и Шеффера»…

О Гутенберге можно было бы не писать ничего — лишь привести один факт: свою первую, знаменитую 42-строчную Библию он печатал в течение пяти лет. Это был один из самых одержимых людей раннего Возрождения — и как большинство гениев, при жизни он был несчастен и гоним. Но и признание заслуг Иоганна Гутенберга перед человечеством оказалось поистине вселенским: памятник ему сегодня есть в каждом доме. Этот памятник — книга. Неважно, что на смену гутенберговской уже пришли другие технологии. (Пришли, впрочем, совсем недавно. Больше пяти веков книги печатали практически так же, как это делал Гутенберг!) Он подарил человечеству самое главное — возможность. И XXI век — это вовсе не конец книгопечатания. Это снова возможность — бесконечного совершенствования.
Думается, что слухи о скорой кончине печатного слова очень сильно преувеличены. Экран компьютера никогда не даст той теплой энергии, которая исходит от шелестящих страниц, — так же, как телефонный разговор не заменит живого общения. Наверное, даже самый завзятый пользователь Интернета готов повторить вслед за Цицероном: «Дом, в котором нет книг, подобен телу, лишенному души».